Неточные совпадения
Нашел он полон двор услуги;
К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до похорон.
Покойника похоронили.
Попы и гости ели, пили
И после важно разошлись,
Как будто делом занялись.
Вот наш Онегин — сельский житель,
Заводов, вод, лесов,
земельХозяин полный, а досель
Порядка
враг и расточитель,
И очень рад, что прежний путь
Переменил на что-нибудь.
Он молился о всех благодетелях своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе, просил, чтобы бог простил ему его тяжкие грехи, твердил: «Боже, прости
врагам моим!» — кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к
земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали сухой резкий звук, ударяясь о
землю.
Только и успел сказать бедняк: «Пусть же пропадут все
враги и ликует вечные веки Русская
земля!» И там же испустил дух свой.
И ни к одному из них не причаровала ты моего сердца, свирепая судьба моя; а причаровала мое сердце, мимо лучших витязей
земли нашей, к чуждому, к
врагу нашему.
— Предадим же, батько, его честно
земле, чтобы не поругались над ним
враги и не растаскали бы его тела хищные птицы.
— От Евы начиная, развращаете вы! Авель-то в раю был зачат, а Каин — на
земле, чтоб райскому человеку дать земного
врага…
— Чего это годить? Ты — слушай: господь что наказывал евреям? Истребляй
врага до седьмого колена, вот что. Стало быть — всех, поголовно истреби. Истребляли. Народов, про которые библия сказывает, — нет на
земле…
Клим находил, что это верно: какая-то чудовищная пасть поглощает, одного за другим, лучших людей
земли, извергая из желудка своего
врагов культуры, таких, как Болотников, Разин, Пугачев.
— Я государству — не
враг, ежели такое большое дело начинаете, я
землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику...
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого не знает. Мы, русские, воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый воевал с христианами для расширения
земли, но этот царь был
врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
Опять полились на Захара «жалкие» слова, опять Анисья заговорила носом, что «она в первый раз от хозяйки слышит о свадьбе, что в разговорах с ней даже помину не было, да и свадьбы нет, и статочное ли дело? Это выдумал, должно быть,
враг рода человеческого, хоть сейчас сквозь
землю провалиться, и что хозяйка тоже готова снять образ со стены, что она про Ильинскую барышню и не слыхивала, а разумела какую-нибудь другую невесту…».
Это и теперь, конечно, так в строгом смысле, но все-таки не объявлено, и совесть нынешнего преступника весьма и весьма часто вступает с собою в сделки: «Украл, дескать, но не на церковь иду, Христу не
враг» — вот что говорит себе нынешний преступник сплошь да рядом, ну а тогда, когда церковь станет на место государства, тогда трудно было бы ему это сказать, разве с отрицанием всей церкви на всей
земле: «Все, дескать, ошибаются, все уклонились, все ложная церковь, я один, убийца и вор, — справедливая христианская церковь».
— И сам ума не приложу, батюшка, отцы вы наши: видно,
враг попутал. Да, благо, подле чужой межи оказалось; а только, что греха таить, на нашей
земле. Я его тотчас на чужой-то клин и приказал стащить, пока можно было, да караул приставил и своим заказал: молчать, говорю. А становому на всякий случай объяснил: вот какие порядки, говорю; да чайком его, да благодарность… Ведь что, батюшка, думаете? Ведь осталось у чужаков на шее; а ведь мертвое тело, что двести рублев — как калач.
Не за колдовство и не за богопротивные дела сидит в глубоком подвале колдун: им судия Бог; сидит он за тайное предательство, за сговоры с
врагами православной Русской
земли — продать католикам украинский народ и выжечь христианские церкви.
Но оформление русской
земли происходило в тяжелой исторической обстановке, русская
земля была окружена
врагами.
Но кроме
врагов, бегающих по
земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же
враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях на далекое расстояние и, опустясь на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Зайца увидишь по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной
земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз
врагов своих, что даже сороки и вороны нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в страхе не будет знать, куда деваться…
Это враждебное чувство к собственному детищу проснулось в душе Родиона Потапыча в тот день, когда из конторки выносили холодный труп Карачунского. Жив бы был человек, если бы не продала проклятая Рублиха. Поэтому он вел теперь работы с каким-то ожесточением, точно разыскивал в
земле своего заклятого
врага. Нет, брат, не уйдешь…
Припав ухом к
земле, Ефим Андреич слышал журчание сочившейся воды, слышал, как обваливалась
земля, а
враг подходил все ближе и ближе.
— Его воспитывает сознательный
враг тех людей, которые мне близки, которых я считаю лучшими людьми
земли. Сын может вырасти
врагом моим. Со мною жить ему нельзя, я живу под чужим именем. Восемь лет не видела я его, — это много — восемь лет!
— Крестьяне! Ищите грамотки, читайте, не верьте начальству и попам, когда они говорят, что безбожники и бунтовщики те люди, которые для нас правду несут. Правда тайно ходит по
земле, она гнезд ищет в народе, — начальству она вроде ножа и огня, не может оно принять ее, зарежет она его, сожжет! Правда вам — друг добрый, а начальству — заклятый
враг! Вот отчего она прячется!..
Его императорского величества государства и
земель его
врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к его императорского величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.
Идет полк с музыкой —
земля под ним дрожит и трясется, идет и бьет повсюду
врагов отечества: турок, немцев, поляков, шведов, венгерцев и других инородцев. И все может понять и сделать русский солдат: укрепление соорудить, мост построить, мельницу возвести, пекарню или баню смастерить.
— Ребята, — продолжал Никита Романович, — кто из нас богу не грешен! Так искупим же теперь грехи наши, заслужим себе прощение от господа, ударим все, как мы есть, на
врагов церкви и
земли Русской!
Максим полюбил добрых иноков. Он не замечал, как текло время. Но прошла неделя, и он решился ехать. Еще в Слободе слышал Максим о новых набегах татар на рязанские
земли и давно уже хотел вместе с рязанцами испытать над
врагами ратной удачи. Когда он поведал о том игумену, старик опечалился.
— Я Матвей Хомяк! — отвечал он, — стремянный Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского; служу верно господину моему и царю в опричниках. Метла, что у нас при седле, значит, что мы Русь метем, выметаем измену из царской
земли; а собачья голова — что мы грызем
врагов царских. Теперь ты ведаешь, кто я; скажи ж и ты, как тебя называть, величать, каким именем помянуть, когда придется тебе шею свернуть?
— Неси крест свой, Никита Романыч! — повторила Елена. — Иди, куда посылает тебя царь. Ты отказался вступить в опричнину, и совесть твоя чиста. Иди же на
врагов земли Русской; а я не перестану молиться за нас обоих до последнего моего часа!
— Что ж, ребята, — продолжал Серебряный, — коли бить
врагов земли Русской, так надо выпить про русского царя!
Ужели оттого, что твое счастье погибло, ты сделаешься
врагом государевым, пойдешь наперекор всей
земле, которая держит пред ним поклонную голову?
И потому как человеку, пойманному среди бела дня в грабеже, никак нельзя уверять всех, что он замахнулся на грабимого им человека не затем, чтобы отнять у него его кошелек, и не угрожал зарезать его, так и нам, казалось бы, нельзя уже уверять себя и других, что солдаты и городовые с револьверами находятся около нас совсем не для того, чтобы оберегать нас, а для защиты от внешних
врагов, для порядка, для украшения, развлечения и парадов, и что мы и не знали того, что люди не любят умирать от голода, не имея права вырабатывать себе пропитание из
земли, на которой они живут, не любят работать под
землей, в воде, в пекле, по 10—14 часов в сутки и по ночам на разных фабриках и заводах для изготовления предметов наших удовольствий.
Кого же он высматривал? Доносчиков. Они прятались за все предметы, шушукались, смеялись.
Враги наслали на Передонова целую армию доносчиков. Иногда Передонов старался быстро накрыть их. Но они всегда успевали во-время убежать, — словно сквозь
землю провалятся…
Городские ведут бой с хитростями, по примеру отцов: выдвинут из своей стенки против груди слобожан пяток хороших вояк, и, когда слобожане, напирая на них, невольно вытянутся клином, город дружно ударит с боков, пытаясь смять
врага. Но слободские привыкли к этим ухваткам: живо отступив, они сами охватывают горожан полукольцом и гонят их до Торговой площади, сбрасывая на
землю крепкими ударами голых кулаков.
Он купил степь в Симбирской губернии (теперь Самарской), в Ставропольском уезде, около семи тысяч десятин,
землю отличную, хлебородную, чернозем в полтора аршина глубиною, ровную, удобную для хлебопашества, по речке «Берля», в вершинах которой только рос по отрогам небольшой лесок; да был еще заповедный «Медвежий
Враг», который и теперь составляет единственный лес для всего имения.
— Верные смоляне! — сказал Юрий, оставшись один. — Для чего я не мог погибнуть вместе с вами! Вы положили головы за вашу родину, а я… я клялся в верности тому, чей отец, как лютый
враг, разоряет
землю русскую!
Никогда Россия не была в столь бедственном положении, как в начале семнадцатого столетия: внешние
враги, внутренние раздоры, смуты бояр, а более всего совершенное безначалие — все угрожало неизбежной погибелью
земле русской.
— Глеб Савиныч! — подхватил отец Дуни. — Един бог властен в нашей жизни! Сегодня живы — завтра нет нас… наш путь к
земле близок; скоро, может, покинешь ты нас… ослободи душу свою от тяжкого помышления! Наказал ты их довольно при жизни… Спаситель прощал в смертный час
врагам своим… благослови ты их!..
Загубили юность вы свою,
На
врага не вовремя напали,
Не с великой честию в бою
Вражью кровь на
землю проливали.
Вот Стрибожьи вылетели внуки —
Зашумели ветры у реки,
И взметнули вражеские луки
Тучу стрел на русские полки.
Стоном стонет мать-земля сырая,
Мутно реки быстрые текут,
Пыль несется, поле покрывая.
Стяги плещут: половцы идут!
С Дона, с моря с криками и с воем
Валит
враг, но, полон ратных сил,
Русский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.
Изведал
враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь
землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».
Если дружины русские, составлявшие нестройную громаду, во время похода умели только грабить и опустошать свою
землю наравне с чужой, то, по всей вероятности, не великое добро для
земли русской было и от того, что «все части ее были скреплены в одну стройную державу, готовую восстать на
врагов по первому мановению», и пр.
Он, мой
враг смертельный,
Убийца моего отца, губитель
Всего, что было свято для меня,
Он жив, он также видит это небо,
Он воздухом одним со мною дышит,
Он на одной живет со мной
земле,
Своим присутствием он заражает
Тот мир, где жить я с ним осуждена,
А вы, вы о любви мне говорите!
— Да уж известно-с, что-с! Слухом
земля, сударь, полнится. Знаем, сударь, мы все-с… конечно, с кем же греха не бывало. Только я вам скажу теперь, сударь, позвольте мне попросту, сударь, по-холопски сказать; уж коль теперь на то пошло, так уж я вам скажу, сударь: есть у вас
враг, — суперника вы, сударь, имеете, сильный суперник, вот-с…
И драка эта оттого особенно жутка, что она непременно кончается тем, что один
враг умерщвляет другого и мгновенно высасывает его, оставляя на
земле жалкий, сморщенный чехол.
Г-н Ратч и тут показал бодрость своего духа; он так проворно, с такою силой, с таким размахом бросал комки
земли на крышу гроба, так выставлял при этом ногу вперед и так молодецки закидывал свой торс… энергичнее он бы не мог действовать, если б ему пришлось побивать каменьями лютейшего своего
врага.
— Началась, — говорит, — эта дрянная и недостойная разума человеческого жизнь с того дня, как первая человеческая личность оторвалась от чудотворной силы народа, от массы, матери своей, и сжалась со страха перед одиночеством и бессилием своим в ничтожный и злой комок мелких желаний, комок, который наречён был — «я». Вот это самое «я» и есть злейший
враг человека! На дело самозащиты своей и утверждения своего среди
земли оно бесполезно убило все силы духа, все великие способности к созданию духовных благ.
Вспыхнуло сердце у меня, вижу бога
врагом себе, будь камень в руке у меня — метнул бы его в небо. Гляжу, как воровской мой труд дымом и пеплом по
земле идёт, сам весь пылаю вместе с ним и говорю...
Захватили они эту власть и ею утверждают бытие бога вне человека, бога —
врага людей, судию и господина
земли.
«Но скоро скуку пресыщенья
Постиг виновный Измаил!
Таиться не было терпенья,
Когда погас минутный пыл.
Оставил жертву обольститель
И удалился в край родной,
Забыл, что есть на небе мститель,
А на
земле еще другой!
Моя рука его отыщет
В толпе, в лесах, в степи пустой,
И казни грозный меч просвищет
Над непреклонной головой;
Пусть лик одежда изменяет:
Не взор — душа
врага узнает!
Владимир. Вам нечего бояться: моя мать нынче же умрет. Она желает с вами примириться, не для того, чтобы жить вашим именем; она не хочет сойти в могилу, пока имеет
врага на
земле. Вот вся ее просьба, вся ее молитва к богу. Вы не хотели. Есть на небе судия. Ваш подвиг прекрасен; он показывает твердость характера; поверьте, люди будут вас за это хвалить, и что за важность, если посреди тысячи похвал раздастся один обвинительный голос. (Горько улыбается.)